Читать книгу "Страж порядка [litres] - Алексей Иванович Слаповский"

день завязла, но разрулила уже все. Ну что, не передумал?

– Я-то нет.

– Тогда говори: когда, где?

6

Встреча началась с небольшой неприятности: Светлана была без маски. А Эрих был в маске, как и всегда. Он всегда и везде был в маске, кроме дома.

Он ждал Светлану у церкви, так они договорились. Она издали заулыбалась и махнула рукой. Эрих тоже махнул рукой. Подошла, сказала:

– Привет.

– Привет, – ответил Эрих. – Без маски ходишь?

– На улице все без маски.

– Не все.

– Да ладно, не бойся, я переболела.

– И я переболел. Но куча случаев, когда переболевшие заражаются повторно. Иногда даже не замечают. И являются переносчиками вирусов. О себе не думают, о других можно подумать?

– То есть надеть маску, что ли?

– Не обязательно, но желательно. Хотя бы для первого раза.

– Для первого раза? Это ты что имеешь в виду?

Эрих не знал, что он имел в виду. Старинная поговорка утверждает: язык твой – враг твой. Эрих согласен с поправкой: язык твой – дурак твой. Он глупей тебя. Вечно что-то ляпнет, что ты не успел подумать. Бывает еще страннее – он ляпает то, чего ты вовсе не думал. Бывает и совсем странно: ты думаешь одно, а он ляпает противоположное.

– Ничего я не имею в виду, – сказал Эрих. – Можешь не надевать, твое дело.

– Я лучше тебе справку покажу, – предложила Светлана. И достала из сумочки, и показала бумажку. – Я в таком месте работаю, что нас регулярно проверяют. Полюбуйся: результат отрицательный. А у тебя есть справка?

– У меня нет.

– Какая жалость. Значит, свидание отменяется.

Светлана то ли смеялась над ним, то ли сердилась, но Эрих не верил. Он опытный человек жизни. Он знает, что, если у женщины к мужчине интерес, она никогда не будет сердиться на полном серьезе. И смеяться над ним всерьез не будет. Это как у рыбака с рыбкой, дернешь слишком резко – сорвется. А еще женщины этим подчиняют мужчин. Мужчина – человек, всегда озабоченный каким-то делом, каким-то занятием. Чтобы заниматься, надо быть в хорошем рабочем настрое. Ссоры и обиды мешают настрою, поэтому он начинает что-то делать для примирения, чтобы женщина не сердилась. И становится ее слугой. Так женщины покоряют мужчин. Но не Эриха. На него не действуют на такие приемы.

И Эрих вел себя грамотно: Светлана старалась, а он оставался хладнокровным. Спокойно сказал:

– Отменяется так отменяется.

– Да ладно. Обидчивый какой. А ты почему у церкви назначил? Верующий?

– Заметное место, не ошибешься.

– У пруда тоже заметное место.

– Прудов два.

– Один, а что там перемычка или пролив, это так, это не считается. Я про это все знаю, у меня соседка парком занималась, общественница, плакаты рисовала, в пикетах стояла, когда вон тот дом впритык построили. – Светлана показала на двадцатиэтажный дом, построенный несколько лет назад вплотную к парку.

Эрих помнит: да, были пикеты с лозунгами: «Спасем “Дубки”». Активисты утверждали, что дом с глубоким гаражом нарушит подпочвенный водный уровень и деревья засохнут. Эрих был с ними солидарен, но не примыкал: знал, что бесполезно. У застройщиков связи и деньги, а у активистов ничего, кроме активности. Но они старались. Ими руководил, кажется, какой-то депутат, который собирался переизбираться. Они достали несколько старых машин и ржавый микроавтобус, там отдыхали, пили чай и кофе, писали бумаги и собирали подписи. Когда дом был построен, а протесты стихли, подержанные машины так и остались и несколько лет торчали у парка, ветшая и грязнея. Сами за природу, а сами же и нагадили, мысленно осуждал активистов Эрих.

А парк выжил. Но его вскоре начали реконструировать. Осушили пруд, расчистили, застелили дно чем-то черным, насыпали гравия. Вокруг тоже велись работы – прокладывали новые дорожки с новыми, уж это само собой, бордюрами, переделывали детскую площадку. Самое загадочное действие было: протягивали через весь парк к пруду огромную пластиковую трубу. Она пересекала аллею, ведущую к трамвайной остановке, через нее сооружали деревянный мостик. Потом трубу разбирали. Разбирали и мостик. Потом опять протягивали трубу. И опять разбирали. И опять протягивали. И опять разбирали. И так несколько раз. Зачем это было, Эрих так и не узнал. Помнит: зимой маленькие дети залезали в трубу. Некоторые проходили насквозь, когда труба была открыта с двух сторон. Наверное, страшно – труба длиной метров пятьсот. Еще он видел: малыши, находясь на разных концах трубы перекрикивались, и их было удивительно хорошо слышно. Кричат без трубы – ничего не слышно, а через трубу – будто рядом. Это их веселило.

Реконструкция парк доконала. Он стал красивее, но во многих местах после дождя появлялись лужи и болота. Такие большие, что утки с пруда приходили сюда плескаться. От болот наносило гнилостным запахом. Вот так и жизнь наша, напрашивается сравнение, она стала красивее, но гнилее.

– Если серьезно, то я верующий, – сказал Эрих. – Но я верующий сам по себе, без церкви. Вера – в душе человека.

Светлана тут же перестала улыбаться. Совестливые люди так делают, когда заходит речь о религии. Кто из уважения, а кто на всякий случай. Эрих тогда еще не понял, что она не совестливая, а умеет подыгрывать. Как и все.

Они пошли к пруду или к прудам, пусть каждый остается при своем мнении. Эрих предложил угоститься мороженым. Он, как всегда, выбрал ванильное с молочным шоколадом, а Светлана пломбир во фруктовой глазури.

Уже это должно было насторожить Эриха. Фруктовая глазурь – вещь искусственная, с красителями и ароматизаторами. Возможно, и в современный шоколад добавляют красители, но вряд ли много – потеряется слишком знакомый вкус. А во фруктовую глазурь пихают что угодно. Любить ее – не уважать себя. Это касается и цветных напитков – кока-колы, пепси-колы и всех остальных. Эрих никогда их не покупает и не пьет, предпочитает простую воду. Изредка квас. Еще «Байкал» может выпить. Хороший напиток с особенным вкусом, немного лекарственным, но ведь и лекарства бывают вкусными. Мать в детстве что-то давала Эриху с ложечки, какой-то лечебный сироп, Эриху нравилось. Были бы мы умные, сделали бы «Байкал» российским брендом. Во всем мире продавали бы. Но мы умные только для себя, а не для страны.

Они посидели на лавочке. Ели мороженое, смотрели на людей, на пруд.

– Много народа сегодня, – сказал Эрих.

– Воскресенье.

– Сегодня воскресенье?

– Не знал?

– Как ушел с работы, перестал следить.

– Это точно, когда работаешь, всегда знаешь, какой день. Значит, ты не охранник сейчас?

– Нет. Ищу что-нибудь по специальности. Я экономист, в колледже учился. Не закончил,